Оскар Уайльд и Игорь Северянин
Недавно, просматривая фото Игоря Северянина на одном из сайтов Интернета, я обнаружил среди фото русского поэта фотографию Оскара Уайльда. Администраторам сайта немудрено было ошибиться: Игорь Васильевич Северянин выглядел так, словно он был ПОСТАРЕВШИМ УАЙЛЬДОМ… Формы ушных раковин у обоих идентичны. Прошлое России всегда было непредсказуемым, дождаться от него можно чего угодно, поэтому я решил узнать, чем жизнь О. Уайльда схожа с жизненнымм путём И. Северянина. Оскар Уайльд родился в 1854 году. В 1881 году вышел его первый поэтический сборник «Стихотворения» («Poems. Он выдержал пять переизданий по 250 экземпляров в течение года. Все расходы по изданию взял на себя сам Уайльд [Уайльд, Оскар. Письма / Сост. А. Г. Образцова, Ю. Г. Фридштейн. — 2-е изд.. — М.: Азбука-классика, 2007. — С. 351]. Игорь Северянин родился в 1887 году. Он тоже издал за свой счёт 35 брошюр, которые предполагал позже объединить в «Полное собрание поэз». Быть может, это просто совпадение?
Уайльд проникся идеями знаковой фигуры для культуры Англии 19 века – Уолтера Патера. Патер отвергал этическую основу эстетики. Уайльд решительно встал на его сторону: «В наших глазах законы Искусства не совпадают с законами морали».
Северянин основал целое литературное направление — эгофутуризм. Возникновение течения связывают с брошюрой Игоря Северянина «Пролог эгофутуризма. Поэза-грандиоз. Апофеозная тетрадь 3-го тома. Брошюра 32-я» [СПб, «Ego», 1911, 100 экз.]. Грааль-Арельский писал в статье «Эго-поэзия в поэзии»: «Страх перед смертью, так неожиданно обрывающей нить жизни, желание чем-нибудь продлить своё кратковременное существование, заставил человека создать религию и искусство. Смерть создала поэзию. Природа создала нас. В своих действиях и поступках мы должны руководствоваться только Ею. Она вложила в нас эгоизм, мы должны развивать его. Эгоизм объединяет всех, потому что все эгоисты» («Оранжевая Урна». Альманах памяти Фофанова). Как мы видим, между Уайльдом и Северянином много общего.
Л. Толстой отзывался о творчестве Северянина крайне неодобрительно: «Чем занимаются, чем занимаются… И это — литература? Вокруг — виселицы, полчища безработных и преступников, убийства, невероятное пьянство, а у них — упругость пробки» [См. Наживин И.: Из жизни Льва Толстого. — М., 1911. — С. 88]. Видимо, классик русской литературы прочел строчки Игоря Северянина:
Вонзите штопор в упругость пробки –
И взоры женщин не будут робки!..
Но ведь и Уайльда в Англии также обвиняли в безнравственности…
В салонах Лондона Уайльд появлялся в придуманных им умопомрачительных нарядах. Он мог предстать перед обществом в коротких штанах-кюлотах и шёлковых чулках. Кроме этого, он мог надеть — канареечного цвета перчатки в сочетании с пышным кружевным жабо. В подобных нарядах его декламации многими воспринимались, как клоунады.
А что мы знаем о манере выступлений И. Северянина? Поэт-экспрессионист Сергей Спасский весной 1913 года был на концерте Ф. Сологуба, о котором вспоминал, что во время выступления Игоря Северянина в Тифлисе публика хохотала до слез над его манерой чтения стихов: «Он вышел нераскрашенный и одетый в благопристойный сюртук, Был аккуратно приглажен. Удлинённое лицо интернационального сноба. В руке лилия на длинном стебле. Благочестивые тифлисцы встретили его полным молчанием. Он откровенно запел на определённый отчётливый мотив. Это показалось необыкновенно смешным. Вероятно, действовала полная неожиданность такой манеры. Смешил хлыщеватый, завывающий баритон поэта, носовое, якобы французское произношение. Все это соединялось с презрительной невозмутимостью долговязой фигуры, со взглядом, устремлённым поверх слушателей, с ленивым помахиванием лилией, раскачивающейся в такт словам. Зал хохотал безудержно и вызывающе. Люди хватались за головы. Некоторые, измученные хохотом, с красными лицами бросались из рядов в коридор. Такого оглушительного смеха я впоследствии ни на одном поэтическом вечере не слышал. И страннее всего, что через полтора-два года такая жe публика будет слушать те же стихи, так же исполняющиеся, в безмолвном настороженном восторге, попросту, в состоянии транса» [Спасский С.: Маяковский и его спутники. Л. 1940. – С. 8-9].
Игорь Северянин, если судить по фото, уже в двадцатилетнем возрасте выглядел, как пятидесятилетний человек. В начале 20-х годов прошлого века он выглядел семидесятилетним старцем. В это время он писал:
Серебристое имя Мария
Мне бессмертной звездою горит.
Серебристое имя Марии
Мой висок сединой серебрит.
1923
[Северянин И. Стихотворения. М.: Советская Россия, 1988. – С. 318]
1921 год.
К. Паустовского можно назвать сверстником Северянина, но он описывает футуриста, как человека, который намного старше его. Вот что писал о Северянине Паустовский: «Однажды в дождливый темный день в мой вагон (Паустовский работал в 1914 году контролером – а.) вошел на Екатерининской площади пассажир в черной шляпе, наглухо застегнутом пальто и коричневых лайковых перчатках. Длинное, выхоленное его лицо выражало каменное равнодушие к московской слякоти, трамвайным перебранкам, ко мне и ко всему на свете. Но он был очень учтив, этот человек, – получив билет, он даже приподнял шляпу и поблагодарил меня. Пассажиры тотчас онемели и с враждебным любопытством начали рассматривать этого странного человека. Когда он сошел у Красных ворот, весь вагон начал изощряться в насмешках над ним. Его обзывали «актером погорелого театра» и «фон-бароном». Меня тоже заинтересовал этот пассажир, его надменный и вместе с тем застенчивый взгляд, явное смешение в нем подчеркнутой изысканности с провинциальной напыщенностью.
Через несколько дней я освободился вечером от работы и пошел в Политехнический музей на поэзо-концерт Игоря Северянина.
«Каково же было мое удивление», как писали старомодные литераторы, когда на эстраду вышел мой пассажир в чёрном сюртуке, прислонился к стене и, опустив глаза, долго ждал, пока не затихнут восторженные выкрики и аплодисменты. К его ногам бросали цветы — тёмные розы. Но он стоял все так же неподвижно и не поднял ни одного цветка. Потом он сделал шаг вперёд, зал затих, и я услышал чуть картавое пение очень салонных и музыкальных стихов: „Шампанское — в лилию, в шампанское — лилию! Её целомудрием святеет оно! Миньон с Эскамильо, Миньон с Эскамильо! Шампанское в лилии — святое вино!“ В этом была своя магия, в этом пении стихов, где мелодия извлекалась из слов, не имевших смысла. Язык существовал только как музыка. Больше от него ничего не требовалось. Человеческая мысль превращалась в поблескивание стекляруса, шуршание надушенного шелка, в страусовые перья вееров и пену шампанского» [Паустовский К. Г. Повесть о жизни. Беспокойная юность. М., 2007. – С. 58].
В феврале 1931 года Северянин добирается до Парижа, где стараниями князя Феликса Юсупова ему организуют два выступления в залах Debussy (12 февраля) и Chopin (27 февраля), которые расположены на Rue Daru, 8. На одном из выступлений гения присутствовала Марина Цветаева: «Единственная радость (не считая русского чтения Мура, Алиных рисовальных удач и моих стихотворений — за все это время — долгие месяцы — вечер Игоря Северянина. Он больше чем: остался поэтом, он — стал им. На эстраде стояло двадцатилетие. Стар до обмирания сердца: морщин как у трехсотлетнего, но — занесёт голову — все ушло — соловей! Не поёт! Тот словарь ушёл. При встрече расскажу все как было, пока же: первый мой ПОЭТ, то есть первое сознание ПОЭТА за 9 лет (как я из России)» [Цветаева М. В письме к Андронниковой-Гальперн. Вестник русского христианского движения, № 138, Париж, 1983, публикация Г. П. Струве]. Таким образом, Цветаева отмечала, что Игорь Северянин выглядел намного старше своих лет. Он выглядел так, словно бы родился в середине XIX века… Но именно в 1854 году родился Оскар Уайльд.
В самом начале 1882 года Уайльд сошёл с парохода в порту Нью-Йорка. Проходя таможенные процедуры, на вопрос о том, есть ли у него что-то, что подлежит декларированию, он, скромно опустив глаза, ответил: „Мне нечего декларировать, кроме моей гениальности“.
В «Эпилоге» к своей первой книге – «Громокипящий кубок» – Северянин недвусмысленно заявляет:
Я, гений Игорь-Северянин…
И Уайльд и Северянин были убеждены в своей гениальности. Оба открыто заявляли о своих сверхчеловеческих способностях.
Самолюбование - обычное занятие этих двух поэтов:
СЛАВА
Мильоны женских поцелуев -
Ничто пред почестью богам:
И целовал мне руки Клюев,
И падал Фофанов к ногам!
Мне первым написал Валерий,
Спросив, как нравится мне он;
И Гумилев стоял у двери,
Заманивая в "Аполлон" (Н. Гумилёв делал зазывающие движения руками и доверительно улыбался? - авт.).
Тринадцать книг страниц по триста
Газетных вырезок - мой путь.
Я принимал, смотря лучисто,
Хвалу и брань - людишек муть.
Корректен и высокомерен,
Всегда в Неясную влюблен,
В своем призвании уверен,
Я видел жизнь, как чудный сон.
Я знаю гром рукоплесканий
Десятков русских городов,
И упоение исканий,
И торжество моих стихов!
Январь 1918
Петроград
[Северянин И. В.: Соловей. Стихотворения и поэмы, С. 9]
Творчество Уальда чуждо христианству и всему метафизическому. Пантеизм, преклонение перед силами природы проявляется и у Северянина в его произведениях «PRELUDE I», «Прогулка короля», «Сказка сиреневой кисти», «Поэза о солнце, в душе восходящем», «Героиза» и многих других.
В «Поэзе о солнце, в душе восходящем» Северянин пишет:
В моей душе восходит солнце,
Гоня невзгодную зиму.
В экстазе идолопоклонца
Молюсь таланту своему...
Ах, для меня, для беззаконца,
Один действителен закон:
В моей душе восходит солнце,
И я лучиться обречен!
[Северянин И. Стихотворения. М.: Советская Россия, 1988. – С. 157]
Самого себя Северянин называл дэнди:
ОТ ДЭНДИ К ДИКАРЮ
Покинь развращенные улицы,
Где купля, продажа и сифилис,
И, с Божьею помощью, выселясь
Из мерзости, в дом мой приди.
К пресветлому озеру Ульястэ
С его берегами гористыми
И с западными аметистами,
Смолу ощущая в груди.
Излечит эстийское озеро,
Глубокое озеро Ульястэ,
Тебя от столичной сутулости,
Твой выпрямив сгорбленный стан.
Вздохнешь ты, измученный, грезово,
Ты станешь опять человечнее,
Мечтательней, мягче, сердечнее,
Забыв окаянный шантан.
Привыкший к чиновничьей стулости,
Гуляющий только аршинами,
Считающий крыши вершинами
И женщинами "этих" дам,
К просторному озеру Ульястэ
Приди без цилиндра и смокинга
И в том не усматривай шокинга,
Что жив в человеке Адам…
Озеро Uljaste. 1923 год.
Но дэнди Северянин называет и Уайльда:
Оскар Уайльд
Ассо-сонет
Его душа - заплеванный Грааль,
Его уста - орозенная язва...
Так: ядосмех сменяла скорби спазма,
Без слез рыдал иронящий Уаильд.
У знатных дам, смакуя Ривезальт,
Он ощущал, как едкая миазма
Щекочет мозг, - щемящего сарказма
Змея ползла в сигарную вуаль...
Вселенец, заключенный в смокинг дэнди,
Он тропик перенес на вечный ледник,-
И солнечна была его тоска!
Палач-эстет и фанатичный патер,
По лабиринту шхер к морям фарватер,
За красоту покаранный Оскар![ Игорь Северянин. Стихотворения. М.: Советская Россия, 1988. – С. 157 ]
Сравнительный текстуальный анализ произведений, принадлежащих О. Уайльду и И. Северянину, пока позволяет говорить лишь о том, что Уайльд своим творчеством оказал сильное влияние на поэзию И. Северянина.
Journal information